Чернокнижники - Страница 30

— Я не успел вам сказать… — произнес Стахеев деловито. — Нас как раз вызвали… Вот какая штука, Аркадий Петрович… Оказалось, мы совершенно правильно поступили, устроив вам с Самолетовым «ваши» московские квартиры…

— Ага! — азартно воскликнул поручик. — Были гости?

— Господин Аболин собственной персоной. Одетый под приказчика средней руки. Поболтал с дворником в «вашем» доме… ну, дворник, как вы должны догадаться, к исполнению своих обязанностей приступил всего пять дней назад, да и не дворник это вовсе, а унтер-офицер Мысько. Словоохотливый дворник, ничуть не угрюмый, всегда готовый поточить лясы со случайным собеседником, нежели заниматься делом. Начал Аболин, конечно, издалека, потом незаметненько съехал на вас. Мысько ему рассказал ровно столько, сколько может рассказать обычный дворник об одном из жильцов — а это, согласитесь, маловато… В особенности, если жилец живет тихо, гульбищ не закатывает, с девицами и шампанским посреди ночи домой не заявляется… Мысько — ушлая бестия. Увидев, что собеседник заскучал и собрался восвояси, подал сигнал фельдфебелю Штычко, «лакею» вашему, тот и вышел на двор, направился куда глаза глядят с ленивым видом. Мысько этак небрежно сообщил: а вон, дескать, и слуга господина купца без дела слоняется… Вот тут Аболин наш расцвел и воспрянул, прямо-таки накинулся на вашего камер-пажа, увлек в ближайший трактир и денег там не жалел. Штычко тоже малый не промах, даровую водочку пил с превеликим удовольствием, о барине своем рассказывал с превеликой охотой, прямо-таки заболтал Аболина, ушат ненужных подробностей на голову обрушил… Знаете, что ему Аболин «под великим секретом» преподнес? Он, изволите ли видеть, приказчик у некоего купца, и его хозяин намерен заключить с вами крупную сделку, вот и хочет, как человек предусмотрительный, выведать заранее, что собою представляет Аркадий Петрович Савельев, его степенство… Штычко, простая душа, этому, конечно же, поверил и долго еще витийствовал. Короче говоря, полностью подтвердил то представление о вас, которое вы сами постарались создать у Аболина: купчик вы еще молодой, да оборотистый, пороков особых не имеете, законов не нарушаете, но ради хорошей прибыли и на авантюру согласны… Аболин, по наблюдениям Штычко, с ним расставался крайне довольный…

— А у Самолетова?

— А к Самолетову он так и не ходил, — хмыкнул Стахеев. — Может, конечно, еще и заявится, кто его ведает… Интересный завязывается узелок.

— Что ж тут интересного?

— А вы подумайте, Аркадий Петрович… — сказал Стахеев серьезно. — Если бы он просто хотел выяснить, те ли вы самые, за кого себя выдаете, настоящие ли вы купцы, действовал бы совершенно иначе: с его-то ловкостью… Пошел бы в соответствующий департамент, сунул денежку какому-нибудь мелкому делопроизводителю, чтобы тот посмотрел в нужных бумагах, что там написано про господ Самолетова и Савельева, купцов гильдейских… И, кстати, все провалилось бы, поскольку вы оба, естественно, в официальных бумагах нигде не значитесь… Но ведь не пошел! А слежка за ним неотступная, мы бы знали… И потом… Будь у него какие-то подозрения на ваш счет, он непременно отирался бы возле вашей либо самолетовской квартиры сразу после первой с вами встречи в трактире… Логично?

— Да, я на его месте так бы и поступил…

— Я тоже, — сказал Стахеев. — А он, изволите ли видеть, объявился только сегодня, через несколько дней после знакомства, уже получив от вас первый полуштоф с товарцем… Нет, никак не похоже, чтобы он вас подозревал в самозванстве или в чем-то еще. Тут что-то другое… Сомневаться он в вас не сомневается. И о Самолетове сведений собирать не стал пока что, а вот вашего «слугу» обхаживал со всем усердием, не в извозчичий кабак повел, а в трактир Голубева, где скатерки на столах и музыкальная машина играет…

— Послушайте! — сказал Савельев. — А ведь он мне о чем-то подобном намекал: что наша сделка, очень возможно, штофом ртути не ограничится… Я же писал в отчете…

— Да, я помню, — Стахеев протянул прямо-таки мечтательно. — Аркадий Петрович… А что, если он подыскивает… не знаю, как и назвать — торгового агента, сообщника… одним словом, кого-то на роль безвременно усопшего Кирюшина?

— Это было бы великолепно, — сказал Савельев. — Подобраться к нему вплотную… Почему бы и нет… — протянул он задумчиво. — Дела свои загадочные он явно бросать не собирается. А помощников у него, собственно, и нет. Кирюшин, бедняга, за свое воровство поплатился самым грустным образом. Турловский укатил по своим делам. Липунов… Ну не будет же Липунов заниматься по Аболина поручениям разной коммерцией, пусть и законной?

— Не будет, — кивнул Стахеев. — Не та персона. Не того полета птах, он выше летает… Кстати, как я ни ломал голову, до сих пор не пойму: зачем ему Липунов?

— Сам теряюсь, — пожал плечами Савельев. — Ну не собирается же Аболин записаться к революционерам? Бред, бред…

— Тут, собственно, возникает и второй вопрос, — сказал Стахеев. — А зачем Липунову Аболин? Какого черта Липунову то и дело шмыгать в восемнадцатое столетие?

Улыбаясь во весь рот, Савельев сказал:

— Да чтобы по своей всегдашней привычке бомбу кинуть в государыню Елизавету Петровну…

Он осекся и замолчал — лицо у Стахеева прямо-таки закаменело.

— Сплюньте через левое плечо, Аркадий Петрович, — сказал он медленно. — А то, неровен час, накликаете…

— Глупая вышла шутка, простите, — сказал Савельев. — Но не может же оказаться, чтобы он в самом деле рассчитывал… Он же умен, как сто чертей. Должен понимать, что это было бы совершенно бессмысленное предприятие. Ну, какой смысл в цареубийстве семьсот сорок четвертого года? Коронуют цесаревича раньше срока, только и всего. Уж тогдашнюю Российскую империю революцией перевернуть еще труднее, чем нынешнюю. Показали б ему революцию Разумовский с Шуваловыми… Нет, это бессмысленно, должен он это понимать…